Депутат Госдумы, участник телевизионных интеллектуальных игр Анатолий Вассерман пришел на площадку Восточного экономического форума, посвященную вопросам технологий будущего. «Осталось ли место для любви?» добавили к названию организаторы, и казалось — для привлечения внимания. Тем удивительнее, что речь полтора часа действительно шла о любви. Публикуем монолог Вассермана практически как он был.
— Сами понятия «искусственный интеллект» и «любовь», мягко говоря, крайне расплывчаты. Что касается меня, я уже не помню, услышал я когда-то давно или сам придумал такое определение: любовь — это способность получать удовольствие от того, что удовольствие получает другой. И если исходить из такого определения, то вполне очевидно, что такая способность у нас сохранится совершенно независимо от того, какую именно часть нашей деятельности мы сможем автоматизировать и какими именно средствами.
То есть вроде бы поставленный вопрос в этом плане можно считать закрытым. Но, во-первых, насколько мне известно, это далеко не единственное определение любви. Во-вторых, поскольку обсуждается не только искусственный интеллект, а технологии будущего, то, соответственно, возникают вопросы о том, в какой мере сохранится у нас любовь в случае появления, например, технологии искусственной матки, а эта технология разрабатывается довольно давно, и, насколько мне известно, некоторые успехи уже достигнуты.
С моей точки зрения, интеллект — это то, что способно развиваться на основании самостоятельной деятельности и самостоятельной оценки результатов в ней. Причем опять же я опираюсь на труды множества исследователей, в первую очередь на труды советского философа Эвальда Ильенкова, проанализировавшего процессы появления и формирования интеллекта на основе опыта нескольких десятилетий работы интерната для слепоглухих.
То, что сейчас принято называть искусственным интеллектом, формируется на наборах данных, собранных людьми, классифицированных людьми и результаты обработки этих данных оценивают опять же люди. С моей точки зрения, всё это далеко от понятия интеллекта.
Более того, даже если мы создадим когда-нибудь такой самостоятельно развивающийся интеллект, понятно, что создадим мы его не для размещения в естественном теле. Он будет взаимодействовать с окружающим миром иначе, чем мы, у него будут другие датчики, другие средства воздействия. Значит, даже если мы создадим его точным копированием процессов, происходящих в нашем мозгу и образующих в совокупности человеческий интеллект, всё равно дальше он будет развиваться иначе. Это, кстати, означает, что ему будут нужны другие ресурсы, он не будет для нас конкурентом и мы не будем конкурентом для него. Он, несомненно, не хуже нас поймет полезность объемного взгляда на мир: нескольких точек зрения и обмена результатами этих взглядов, и будет не меньше нас заинтересован во взаимодействии.
Будут ли у такого интеллекта свои эмоции? Да, очевидно, будут. Поскольку эмоции, чувства, даже интуиция — это в первую очередь та часть работы интеллекта, которую он сам не отслеживает постоянно, чем больше ресурсов уходит на решение каких-то задач, тем меньше их остается на отслеживание процесса решения. В частности, поскольку любовь, как и всё связанное с формированием следующих поколений, — это процесс, требующий очень больших усилий, понятно, что осознать, что происходит при любви, крайне сложно. Будет ли у него какой-то свой аналог для любви — скорее всего, будет, поскольку, несомненно, по ходу развития он найдет для себя какие-то иные задачи.
Останется ли у нас место для любви? Несомненно, останется. Хотя, скорее всего, само понятие любви нам предстоит еще не раз переформулировать заново, как оно не раз переформулировалось в предыдущей нашей истории.