«Всё, что осталось у него, — лицо». Интервью с родителями героя, который сгорел, ради спасения 348 сослуживцев в Приморье

Агинские степи спокойны, размерены и убаюкивают взгляд. Такая же здесь и жизнь — тихая и умиротворенная. На этих просторах далеко от суеты родился и провел детство будущий герой. О самоотверженном подвиге 19-летнего Алдара Цыденжапова помнят многие, мы знаем обстоятельства его трагической смерти, но почти ничего не можем сказать о жизни. Что предшествовало геройству и можно ли было понять по человеку еще в детстве, что он способен на подвиг?

Мы пришли в гости в дом его родителей. Он ничем не отличается от соседних. Только на фасаде возле входа висит табличка с красной звездой «Здесь жил Герой Российской Федерации матрос Цыденжапов Алдар Баторович».

Внутри чисто и просторно. Внимание сразу приковывает огромное количество фотографий с Алдаром, рисунков и различных посвященных ему атрибутов. Для этого в комнате даже отведена целая стена.

Алдарка, как ласково называют его родители, родился вместе со своей сестрой-двойняшкой Арюной в начале девяностых — в 1991 году, они были младшими в многодетной семье. У них были старшие брат с сестрой Булат и Ирина. Семья самая обыкновенная, мама — воспитательница в детском садике, а отец — старшина отдела в милиции.

Тогда только-только закончилась перестройка и обстановка была тяжелой, даже в таком отдаленном закутке страны. Родители признаются — буквально выживали. Денег нет, зарплату задерживали, и если главе семейства еще более-менее выплачивали без задержек, то маме, Билигме Цыденжаповой, бывало не платили и полгода.

При всей этой и без того трудной ситуации дополнительным шоком стало то, что всего за месяц до родов родители узнали, что ждут не одного ребенка, а сразу двух.

— Нам сказали, что это двойня, где-то в июле. Я очень много прибавляла, врачам казалось, что что-то не так, у меня отеки были. А врач-гинеколог Галина Душеевна, царствие ей небесное, говорит: «Что-то ты, Белигмуша, прибавляешь много, давай ложись, мы будем отеки твои лечить». Потом как-то она один раз пришла, слушала трубочкой. «Не поняла, — говорит, — и тут сердце, и тут сердце. Что такое?» А тогда еще УЗИ не было. «У тебя были в роду двойни?» Конечно, я не помню. Батор тоже не помнит. А потом мама моя говорит, что у нас давным-давно, еще до революции, были два мальчика-близнеца, но они в детстве заболели и не выжили. Всё, больше ни у кого и нигде, — рассказывает мама Алдара.

Но при всех тяготах родителей это не напугало. В доме радовались. Да и справляться с трудностями помогал коллектив детсада «Солнышко», где мама работала воспитателем. Сплотившись из-за тяжелого положения, женщины всегда выручали друг друга — если у кого-то дети вырастали из одежды, то ей делились, каждый раз передавая ее снова и снова. Так, в одних вещах могло переходить множество незнакомых друг с другом детей.

— Думали, что будет третий ребенок, а за третьим и четвертый получился. Галина Душеевна еще говорит: «Ну всё, теперь пятого рожать, вот тебе 50 лет когда исполнится, ты меня вспомнишь». Ну много времени прошло, и я действительно это вспомнила.

Рос маленький Алдар на юго-западной окраине Агинского, которую называют местным Шанхаем. Несмотря на то, что Алдар и Арюна были двойняшками, по характеру они были полной противоположностью друг другу.

— Если бы я в саду не работала, то нам бы из-за Арюны досталось от всей души, потому что столько она урона принесла. Могла новый тюль взять, который только-только повесили, и в лапшу искромсать. Могла мастику взять и всё намазюкать везде. Ой-ой-ой, что она только не творила! В детском саду специально строили башню из кубиков большой высоты и сажали ее на нее сверху, чтобы она боялась трепыхнуться и успокоилась. Вот так отдыхали от нее. Бывало еще, что возьмет и в садике по трубе залезет до потолка и висит там, держась за трубу, вниз смотрит. «Слазь!» — «Нет». Кипятильник она взрывала. Короче, это было что-то! — вспоминает мама. — Как-то положили нашу Арюну Баторовну в больницу, в лор-отделение. Ухо у нее заболело. Я пошла ее навестить, а в палате ее нет, в отделении тоже нет. Начали везде искать. Она вообще ушла куда-то в другое отделение, нашла там Надежду Геннадьевну, бывшую нашу работницу, сидит с ней там, чаи гоняет. Вот такая она у нас!

Маленький Алдар же по сравнению с Арюной был совсем не проказник. Мама признается — из всех четверых детей он был самый тихий, самый спокойный и скромненький: «Прям лишнего слова никогда не скажет». На вопрос, что больше всего удивляло родителей в сыне, ответ был — спокойствие. Говорят, что он совсем не был похож на человека, способного на подвиг. Скорее, героем можно было представить как раз его сестренку Арюнку.

— Он не шебутной такой был, рассудительный. Если мы, например, буузы садились есть, то мы быстро-быстро разжевали, а он может спокойно посидеть, пожевать. После нас еще полчаса за столом сидел тихонечко, мы две-три уже смолотили, а он только одну не торопясь разжевывает. У нас на кухне морской закон был — последний убирал за всеми посуду, и поэтому все старались вперед выскочить. А он кушал не торопясь и потом часто убирал.

К слову, морской закон на кухне — мамина идея. В кого вышел Алдар таким спокойным и размеренным, неясно, но, признают родители, точно не в них. Предполагают, что в бабушку по папиной линии. А она, в свою очередь, всегда очень хвалила Алдара, больше, чем других детей:

— Она всегда говорила: «Вот настоящий культурный человек. Никогда руки грязные не будут, всегда рубашка застегнута, мятое никогда не наденет».

Несмотря на все отличия Алдара и Арюны, связь между двойняшками была чрезвычайно крепкой, они были буквально не разлей вода, всегда проводили время вместе. Алдар помогал сестре донести рюкзак в школу, постоянно оберегал и защищал. Родителям запомнился один яркий случай, когда ребятам было по 5 лет.

— Дети остались дома втроем — Булат, Арюна и Алдар. Сидели, чай пили. У нас был топорик такой самодельный. Арюна стояла, вот этим топориком хлеб резала, играла. Алдарка что-то там ее попросил, и она ему: «Не лезь», а он, видимо, наклонился зачем-то, и она рассекла ему голову. Кровищи там. А папа только-только вышел, он даже буквально от дома метров триста отошел. Булат за ним побежал, орет: «Папа! Арюна Алдарке топориком голову разрубила». Ой, что было! Папа бегом домой, скорее на скорой увезли, зашили парню голову. Потом мы давай искать Арюну. А ее нет нигде, везде обыскались. А у нас в комнате комод стоял. Она в него залезла и полдня там просидела. Когда мы привезли домой Алдарку, уже зашитого, в шапочке такой, мы собрались ее ругать, а он давай ее защищать: «Не надо ее ругать! У меня сейчас быстро заживет всё». И мы не стали. Повезло ей.

И так было всегда. Если проказница Арюна что-то отчебучила и вот-вот должна была попасть под родительский гнев, маленький Алдарка прибегал и вставал рядом с ней, держа сестренку за руку. Так было с детства до самой их разлуки.

— Вот такие у него глаза [большие]. Он прямо за нее переживает. Вот за руку держит, чтобы не дай бог не обидели. Он вообще всегда очень переживал за нее.

Хотя Алдар был тихим и спокойным мальчиком, но домоседом никогда не был. Он был компанейским парнем, даже порой заводилой. Часто пропадал с друзьями на улице. Любимым местом ребят была речка, которая была совсем недалеко от дома. В начальных классах они с Арюной постоянно бегали сюда, а зимой — всё сюда же на лед кататься на коньках и играть в хоккей.

Но чтобы заслужить прогулку, нужно было сделать всё необходимое по дому — прибраться, огрести или пролить грядки. В старших классах обязанностей добавилось, и Алдар с компанией друзей по пять-шесть человек устраивали целые трудовые туры, ходя по домам друг друга и помогая с делами. Всё это, конечно, чтобы быстрее освободиться и пойти наконец гулять.

Алдар умел трудиться и знал цену труду. Еще в школе и без того хозяйственный парень устроился на работу.

— Булатка и Алдарка у китайцев работали грузчиками на оптовке после 9-го класса. Мы к этому хорошо относились, и ему нравилось, что есть деньги свои и он может их тратить. Потом дворником куда-то пошел.

На свою первую зарплату Алдар купил себе мобильник в «Евросети». Телефон был маленький, «деревянный», но по тем меркам очень крутой. Главной фишкой тех телефонов была, конечно, возможность записывать видео, и Алдар любил снимать всё вокруг. Позже родители пересматривали записи, везде слышно его голос, но самого его на видео не осталось.

Наиболее сильное влияние из взрослых на Алдара оказал его отец Батор. Он был главным авторитетом в его жизни. Воспитывал детей с отцовской строгостью, но справедливо. Учил всегда всё начатое доводить до конца. Понимание добра и зла, справедливости, чести, отваги — всё это получил Алдар из семьи.

— Иногда, конечно, дети подварчивали, потому что супруг очень трудолюбивый, и, если что-то захотел сделать, упрется, пока не закончит. И дети за ним. Говорили: «Ну папа», а я им: «Слушайте, потом вам это всё пригодится, не пожалеете», — рассказывает мать.

В целом же Алдар был самым обыкновенным мальчиком, который совершенно ничем не отличался от своих сверстников. Ребенок как ребенок. К учебе он не проявлял особого интереса. Не был отличником, и даже не совсем хорошистом, но тройки были твердые. В начальных классах любил вертеться, приходилось из-за неуспеваемости подключать маму с папой.

Родители делятся самыми счастливыми воспоминаниями, связанными с сыном, — как вместе собирали ягоды и чеснок, поймали огромный мешок рыбы. Очень часто вспоминают то, как он не спеша ел буузы. Ярким событием для семьи была поездка в Китай. Алдар тогда заработал денег на поездку и все свои покупки оплачивал сам.

— Мы ездили в Маньчжурию с ним после 10-го класса. Сейчас внучка наша, Иринина дочка, до сих пор футболку носит, которую он там купил. Алдарки 14 лет нет, а этой футболке 16 лет. Она нисколько не выцвела. По магазинам ходили, чтобы детей к школе собрать, смотрели ему всякое, мягкую игрушку большую он купил для своей племянницы. Пока ходили, почему-то китайцы к нему неровно дышали, что-то у него на китайском спрашивали. «Да он не китаец, он бурят, ты че!» — «А папа у него китаец?» Я говорю: «Почему? Он бурят!» — «Похож на китайца! Красивый».

То, что Алдар не будет поступать после школы, он сказал родителям сразу. Он хотел сначала отслужить в армии, и именно в морфлоте. С чем было связано такое решение, родители могут только догадываться, сами они хотели больше, чтобы он сперва получил образование, а уже потом служил, но разве переубедишь. Планами на жизнь после армии он тоже не делился, говорил: «Отслужу — там видно будет».

— Старший брат у него служил. Может быть, они между собой разговаривали. Не знаю, почему он так решил. Но он твердо решил, что поступать не будет. Ребенок хочет служить. Дед служил, отец. В сухопутных, железнодорожных. И все они в Приморье служили. Дед там был моряком. Говорил: «Все служили, я тоже буду служить». Но для нас это не было какой-то целью.

После прохождения комиссии в военкомате произошел странный случай, который мог бы полностью изменить судьбу Алдара, своего рода знамение. Как он и хотел, комиссия его распределила быть моряком, но через время, когда всё уже было решено, его фамилию вычеркнули из списков в морфлот. Для Алдара это было тяжелым ударом. Родители вспоминают, что он так сильно расстроился, что никак не мог оправиться.

— Ой, ну и расстроился он: «Как так-то, мама, так же не бывает, меня же записали. Как так-то?»

В дело включился отец. Не потому, что он сам желал, чтобы сын был моряком, а потому что Алдар этого очень хотел и просил.

— Я же пошел, посмотрел, прям штрихом вычеркнуто. И другая фамилия. «Почему так сделали? Давайте обратно ставьте». У меня хоть нет военного звания, но я старший отдела. В милиции, правда. Но в военкомате всех знал. Ну они вычеркнули его и обратно.

Алдар был счастлив, что всё решилось, и был очень благодарен отцу. Сейчас родители не исключают, что таким образом Алдара могла отгораживать судьба.

В день его отъезда болезненнее всего расставание было для сестры Арюны, ведь двойняшкам нельзя разлучаться надолго. Конечно, тогда они не могли и подумать, что прощаются не на год, а навсегда.

— Когда она его провожала на вокзале, он своим друзьям сказал: «Вы там за Арюнкой смотрите, если что, помогайте вместо меня». Как-то так почему-то попросил. Как будто попрощался, что ли.

Мама и папа, когда сын уехал на службу, пошли к ламе. После этого визита они еще долго не могли вернуться в дацан снова.

— Мы как буряты поехали до дацана. Нам лама сказал, что в ту сторону хорошо. А у нас такое поверье: в какую-то сторону хорошо, а куда-то лучше не ехать. Мы этого придерживаемся, верим. Нам это сказали, и мы спокойны были. А когда всё случилось, я еще долго не могла ездить в дацан. Года два-три после этого вообще не могла. Мама моя вместо нас ездила. Когда уже всё произошло, мы спрашивали у лам, как он, выздоровеет ли. Они говорили: «Не беспокойся, всё хорошо будет». Но мы, несмотря на это, поехали к Барановой тете Тане, это такая женщина, может на картах гадать. Мы к ней съездили, посовещались, а от нее — во Владивосток. Как медик я же понимаю, что почти 100% ожог — это очень… Так вот, тетя Таня точно нам сразу и сказала: «Очень он тяжелый, но он вас дождется. А дальше — нет», — сквозь слезы говорит мама.

В тот день, 24 сентября, в Агинском был праздник, всем поселком отмечали День города. До конца службы Алдара оставалось чуть больше месяца. Мама рассказывает, что, несмотря на всеобщее торжество, в тот день ощущала что-то странное, сердце подсказывало ей, что случилось неладное.

Работников детсада созвали на торжественное шествие в момент, когда позвонил командир с жуткой вестью. Вспоминает, что слова ввергли в ужас и из-под ног словно ушла земля.

— Он начал: «Произошло ЧП, пожар. Ваш сын Алдар обгорел сильно. Вам надо выехать». Мы сразу начали обзванивать родственников, до кого нам надо ехать. Под утро у нас уже много денег собралось, в ночь привезли их. Многие прям издалека, друзья, родственники, одноклассники. А тогда самолета Чита — Владивосток не было, и нам пришлось купить билеты на поезд. В ночь следующего дня на поезд сели и еще двое суток ехали.

Родители ехали со страхом. В глубине души они понимали, что шансов выжить почти нет. Из последних сил надеялись хотя бы просто успеть увидеть его.

— Я понимала. 95% ожогов тела. Успеть лишь бы увидеть сына. В глубине души, конечно, надеялись. Мы с собой денег много взяли, чтобы там жить и ухаживать за ним. Какая-то надежда теплилась всё равно. Хотя я понимала, что не выживают с такими ожогами, — рассказывает мать.

— Один случай был, говорили нам, когда 90% ожогов было, и он выжил. Единственный это был случай, — подмечает отец.

Даже спустя 15 лет со дня смерти Алдара родители не могут сдержать слез при рассказе.

— Утром мы приехали, в гостинице бросили вещи и пошли туда, в больницу. Он был уже в реанимации. Очень просили нам показать его. Батору разрешили, а мне нет. Побоялись, наверное, что плохо станет. Батор пошел, посмотрел через стекло, — вспоминает мама Алдара.

— Я экспертизу полностью читал. Там дыхательные пути полностью сгорели. Но он дышал. Там всё обожженное было. Лицо только было целым, и то не полностью. А остальное всё полностью обожжено. Всё, что осталось у него, — это лицо, — говорит отец.

— Когда мы зашли, нам сказали, что врачи борются, сказали приходить два раза в день. Мы сказали, что придем повторно в четыре часа. Ушли в гостиницу. Пришли — и вообще не сидится. Я еще тогда курила, одну за одной курила и курила. Время было к трем часам. И что-то вот так тяжело на душе, не по себе. Говорю: «Пошли пораньше». Приходим туда, а там суета. Так и подумала, что из-за Алдарки, наверное. Ему плохо стало. Зашли, нам сказали: «Вы пока тут на диване посидите». А потом пришел врач и говорит: «Извините. Всё».

Прошло время. После смерти Алдара на родителей вышел прокурор и предложил написать заявление, чтобы наказать виновных в трагедии.

— Я говорю: «Извините». Мы же буряты, мы не бегаем, чтобы посадить кого-то. Человек свой долг до конца исполнил, его никто не толкал. Мы говорим: «А кого наказывать-то, зачем?» Ну, прошло уже.

Они написали отказ от заявления и указали, что претензий к Министерству обороны не имеют. Но крайнего в этой истории всё равно нашли — им стал капитан 3-го ранга Шинкаренко. Его приговорили к 1 году 6 месяцам в колонии-поселении за халатность.

Помощь после гибели Аддара оказала администрация поселка. Семье выделили квартиру, сейчас в ней проживает старший брат Алдара Булат. Была еще денежная компенсация. Сколько точно, уже не помнят, но сумма была небольшая.

Скинулись на похороны тихоокеанцы и моряки. Часть военнослужащих даже приехали сюда на прощание. В сопровождении было два офицера и мичман.

— Когда мы садились в поезд из Владивостока в Читу, ко мне подошли их жены, говорят: «Будьте добры, пожалуйста, мужей наших в обиду не дайте». Боялись, как бы расправы не было над ними. Был же один случай, погиб моряк из Татарстана, его тоже сопровождали, так там сопровождающих чуть не забили местные. Но там немного другой случай — он с собой покончил. Сопровождающим тоже было страшно, они же ни разу здесь не были, не знают, кто такие буряты, что за национальность, что за местность, как примет население. Но в Агинском они очень достойно себя вели, никто к ним никаких претензий не предъявлял.

Что за сила толкнула Алдара Цыденжапова на такой поступок, когда время идет на секунды и даже нет времени на раздумья, — до сих пор остается тайной.

— Наверное, что-то извне, может быть, дух предков. Где-то, конечно, и наш вклад. Мы всегда требовали, чтобы к старшим хорошо относились, пожилых и взрослых людей уважали. Мы всегда всех детей так воспитываем.

— Когда к нами приехал Пискайкин (Владимир Пискайкин, капитан первого ранга, в 2010 году занимал должность заместителя командира соединенных ракетных кораблей Тихоокеанского флота по воспитательной работе. — Прим. ред.), он пошел в администрацию, тогда главой был Мажиев Сокто Бальжинимаевич. Он его спросил: «А если бы корабль взорвался на самом деле, что было бы?» Пискайкин ответил, что в радиусе 150 километров ничего бы не осталось. Был же не один корабль, их там было много, просто списанных и учебных, там человек 50 всё равно служат, и боевые стояли. Он говорит, они все были начинены боеприпасами. И если бахнуло бы, то куда бы оно полетело? Китай, Монголия, Корея — всё рядом. Это его слова — мы сами не придумывали, — рассказывает отец.

Не перекрой Алдар вентиль, последствия могли бы быть ужасающие. Родители кивают — всё правильно сделал. Но, признаются, что всё же им больше хотелось бы, чтобы сын сейчас был рядом. И может, лучше и не было бы никакого морфлота и подвига.

— Мы частенько вот так сидим вдвоем. Как бы было хорошо, если бы Алдарка сейчас рядом был. Наверное, уже женился бы. Внуки были бы. А с другой стороны, по-другому он не смог. То, что сделал, — сделал. Это его выбор был, — говорят сквозь слезы. — Нам-то, конечно, вот был бы живой. Но опять же — это же его желание было. Сам хотел.

О происшествии на эсминце «Быстрый» знал и говорил каждый житель Агинского. История еще совсем юного Алдара, пожертвовавшего собой ради 348 человек экипажа, потрясла всех местных. Никто и подумать не мог, что всё это время рядом с ними рос герой — такой простой и скромный Алдарка, который жил так тихо и совсем ничем особенным не выделялся.

— Такой обычный мальчик. Если бы я знала, что он будущий герой, то каждый бы его шаг фиксировала, а так — даже вспомнить нечего. Просто самый обыкновенный был ребенок, — с досадой говорит первый учитель Алдара.

Когда весть о поступке Алдарки облетела поселок, жители не понимали, как могли они не разглядеть в мальчишке человека, способного на подвиг, и тут же принялись вспоминать какие-то маленькие геройские поступки, какие-то черты. И даже вспомнили интересные случаи, которым раньше не придавали такого значения. Говорят, что, будучи подростком, он спас тонущую женщину, вытащив ее на берег. А однажды в школьном спортивном зале загорелся электрощиток, и Алдар первый кинулся и потушил его. Всё это вспомнили уже потом, после похорон. О чем-то не знали даже родители, сам Алдар не афишировал и никогда не хвастался подобным.

Сейчас каждое место или вещица, связанные с Алдаром Цыденжаповым, стали для жителей Агинского сакральными. В его школе соорудили музей, даже в детском саду, где он был, есть тематический уголок. Где-то в музее лежит тот самый его первый мобильный телефон, где-то его рисунок, а где-то жетон, который он нашел где-то на речке и всю школу почему-то носил с собой.

Родители листают фотоальбомы с детскими фотографиями будущего героя. Среди них есть альбом, полностью состоящий из газетных вырезок об Алдаре. Его семье в один момент принесла одна женщина. Собрала, что могла, — настолько переживала и за всем следила.

Тут же фотография пенсионера из бурятского села Селиндума, который на свою пенсию сам установил памятник Алдару в виде якоря в своем поселении.

В этом году об Алдаре сняли художественный фильм «9 секунд» (12+). Создатели фильма сразу предупредили семью, что половина фильма будет вымыслом, но несколько покоробил момент, что возвысили фигуру дедушки. В фильме показано, что по его стопам Алдар пошел служить и именно он приходил разбираться в военкомат, когда имя оказалось вычеркнуто. А еще у Алдара не было девушки, как показано это в фильме. Не мог, стеснялся.

Алдар Цыденжапов погиб почти 15 лет назад. Со дня его смерти и по сегодняшний день журналисты регулярно расспрашивают родителей героя об их сыне. Количество интервью исчисляется уже десятками.

На вопрос, не больно ли каждый раз возвращаться мысленно в самые страшные, самые тяжелые воспоминания в жизни, мама отвечает, что если у людей есть запрос знать — то они должны рассказывать. Так память об Алдаре продолжает жить.

Я поинтересовался, осталось ли еще что-то, чего не спрашивали об Алдаре. Мама рассказала, что у него были очень красивые вьющиеся волосы, а он этого ужасно стеснялся. Чтобы их выпрямить, постоянно перед школой мочил их и надевал сверху тугую шапку. Мама постригала сына и приговаривала: «Вырастешь, тебе будут такие красивые прически делать!»

Билигма и Батор бережно соблюдают все традиции своего бурятского народа. Но кое-чему они всё же не следуют — навещают могилу покойного сына.

— Буряты не ходят к могилкам, не принято. Есть, например, иркутские буряты — они ходят обязательно, как вот у вас, у русских. А у нас, у бурят здешних: похоронил — и всё. И не ходить. А мы вдвоем всегда ходим, на день рождения или на родительский день, цветы носим, — говорит мать.

Есть у бурят еще одно поверье — если усопший не снится, значит, на земле всё нормально, а он оттуда оберегает. А если же является во снах, то это дурной знак — значит, есть какое-то волнение, переживание за что-то. Родители думают про Алдара каждый день, но во снах он к ним не приходит, разве что ребенком. Значит, всё в порядке.

Вот только очень часто приходит Алдар во сне его сестре Арюне, самому родному ему и близкому человеку. Настолько крепка была их связь. «Двойняшку оберегает, наверное», — объясняют родители.

Повзрослев, Арюна даже решила назвать сына в честь брата, так, как его называли товарищи — Алик. Но пока сын не появился. Сейчас Арюне 32 года, она растит двух девочек, старшая уже пошла в пятый класс, а младшая — в третий.

— Я частенько с ним разговариваю. Если где-то на работе или еще что-нибудь: «Ой, Алдарка, что же делать-то?» И всё время вот так, — заключает мама.

Еще кое-что несет в себе память об Алдаре и тесно с ним связано — его пес, которого юноша принес домой еще совсем щеночком и дал ему кличку. Дику уже 15 лет. Он большой и пушистый, шерсть на нем как бы припухла и сбилась в комья. Дик стар. Он уже совсем плохо видит и слышит, с трудом перебирает лапами, доживает свою собачью старость с родителями Алдара без своего главного хозяина и спасителя от бродячей жизни.

После долгой беседы с родителями об их сыне от самого его рождения до смерти ты словно сам проживаешь чужую жизнь, чужие радости и тревоги. Мы крепко обнялись и попрощались. Напоследок прошелся с Диком по размеренным и умиротворенным агинским степям. Тонкая скребущая печаль обволакивает сердце, и мне кажется, что степи начинают расплываться в большие изумрудные пятна.