Анастасия Слободчикова — зимняя русалочка из Владивостока, единственная в России. Она не только часто ныряла на приморских побережьях на виду у своего многотысячного блога, как мифическое существо, но и недавно смогла побороть онкологическое заболевание — лимфому.
Далось это непросто. Окружающие пугали Настю ужасами про химиотерапию, просили снять розовые очки и писать в своем блоге о болезни более сдержанно. Девушка, которая сегодня в разговоре с корреспондентом VLADIVOSTOK1.RU постоянно улыбалась, еще недавно вытаскивала себя из депрессии, боролась с сильнейшей слабостью и переживала о вероятности не родить после химиотерапии.
Мы открыто побеседовали с Анастасией о сложностях на пути к ремиссии, важности поддержки близких людей, творческих планах, Приморье и об истории знакомства с непубличным женихом.
Перед Новым годом многие подводят итоги уходящих месяцев и ставят новые цели на будущее, интервью с сильной девушкой из Владивостока может замотивировать и поддержать вас. С нами это сработало.
«Для меня весь Владивосток — место силы»
Мы разместились в уютной кофейне в центре города. Наш фотокорреспондент попросила Анастасию снять маску для снимков, девушка согласилась и пояснила, что иногда ходит в ней, чтобы защититься от вирусов: здоровье сейчас русалочке нужно особенно беречь.
— Вы всегда жили во Владивостоке?
— Нет, я сама житель Приморского края, но уже 20 лет как сюда переехала. Я настолько старая, давно здесь живу (улыбается).
— Есть какое-то любимое место силы в городе?
— Мне кажется, что для меня весь Владивосток — место силы, вот честно. То есть нет такого, чтобы определенное место: сегодня я хочу сюда, завтра — туда, в зависимости от погодных условий. Я вообще обожаю наш город.
— Вам еще в детстве нравился образ русалки. Кто вас научил плавать?
— Я сама научилась. В деревне жила. У нас там были какие-то речки мутные маленькие и озера. И вот как-то я сама сначала научилась плавать под водой, а потом уже над водой.
Обожаю плавать с детства. Я лет с семи, может быть, плавала, всё представляла себя русалкой.
— Была ли еще какая-то мечта — стать доктором или космонавтом?
— Меня всегда привлекала медицина, очень сильно интересовалась. Допустим, где-то мимо больницы мы проходим, я пыталась в окна заглядывать. Помню, в краевой больнице как-то лежала, и в оперблок всё заглядывала (смеется).
— У вас были какие-то игрушки, связанные с медициной?
— У меня было такое… не то чтобы сложное детство. Просто в деревне нельзя было купить такие игрушки, но у меня всегда были куклы Барби.
— Роскошно.
— Да-да. Помню, что мы с подружками постоянно шили им одежу всякую.
— Расскажите немного про семью: есть братья, сестры?
— Есть брат родной, Дима. А также много очень двоюродных братьев и сестер. Мы всегда дружили семьями, в деревне часто ходили в гости.
Я, кстати, размышляла о том, почему, как во Владивосток переехала, перестала общаться с братьями и сестрами. Потому что в деревне жизнь по-другому протекает. Ты там дела сделал, и вы навещаете друг друга каждый день. А здесь такого нет. С работы возвращаешься, и уже настолько тебе не до общения. Конечно, мы по WhatsApp переписываемся, но чтобы в гости ходить — это бывает очень редко.
— Кто вас в основном поддерживает сейчас?
— Друзья, родственники и подписчики. Ситуация такая, что я всегда была коммуникабельная, общалась с большим количеством людей. Для меня познакомиться с кем-то и говорить на любые темы — не проблема.
Но когда случился диагноз, у меня не стало энергии на всех людей, на новые знакомства.
И остался небольшой список людей, родственники и пять-шесть друзей, с которыми я действительно хотела бы видеться каждый день. Я анализировала, почему так. И поняла, что с новыми знакомыми всё равно нужно притереться, потратить энергию, чтобы найти общую тему для разговора. Со своими людьми ты уже общаешься о том, о чем знаешь, и чувствуешь себя расслабленным. А если это чужой человек, ты как будто бы всё равно его развлекать должен, но у меня нет на это физического ресурса.
«Некоторые даже советовали отказаться от химии»
— В Telegram-канале вы упомянули, что знаете ошибку, которая привела к болезни, но не раскрыли эту тайну до конца. Расскажете?
— Не исключаю, что моржевание могло привести к этому. Я его расценивала только со стороны пользы: ты окунаешься в ледяную воду, организм стрессует, начинает вырабатываться иммуноглобулин, антитела к вирусам, бактериям — таким образом иммунитет укрепляется.
А потом врачи рассказали про вторую сторону — стресс. Вообще любой стресс — провокатор онкологии. Но я думала, что речь идет о каких-то других стрессах. А оказывается, холод — самый худший стресс, из-за него гормональная система работает на износ. Поэтому теперь никому не буду моржевание рекомендовать.
Плюс я встретила людей, которые до онкологии вели здоровый образ жизни и занимались моржеванием. Также есть знакомые, которые говорили: «Это потому, что ты всеядная, поэтому у тебя организм не вывез». То есть веганы и сыроеды считают, если придерживаться такого питания, то никакая онкология тебя не подхватит. Но среди онкопациентов, с которыми я общалась, встречаются и веганы, и сыроеды, и те, кто голодание практикует много лет. Так что моржовка вполне могла рак спровоцировать.
— Вы переживали, что химиотерапия сильно скажется на здоровье волос и кожи. Как лечение на это повлияло и делаете ли что-то для их восстановления?
— Кстати, мне говорили, когда сбреешь волосы, они тут же начнут расти. Я понимаю, что это всё ерунда, потому что у нас есть определенное количество волосяных фолликулов, и на их рост, в принципе, гормоны могут повлиять, но бритье — никак. Я не стала бриться, следовать всем этим рекомендациям. Думаю, проверю и покажу людям, что они не совсем правы.
Ничего не делала, волосы сами постепенно отрастают волнообразно. Мне сделали химию, волосы выпали через две недели. За неделю они проклевываются, потом следующая химия, и те, которые отросли, выпали, начинают появляться новые. И так до тех пор, пока не закончилась вся линия «красной» химии. Теперь они продолжают отрастать и, кажется, даже стали более густыми. Я наконец более или менее на человека похожа, а не на капусту какую-то.
— Какой момент на пути к ремиссии был самым тяжелым?
— Депрессии накрывать начали, когда, видимо, химия повлияла. Чувствовала себя одиноким человеком, хотя на самом деле таковым не являлась. Всем друзьям и родственникам нужно было продолжать жить, никто не должен вокруг меня сидеть, и они занимались своими делами, а я на час-два сама с собой оставалась, начинались мысли всякие, загонялась.
— Как выходили из этого состояния?
— Благодаря блогу. Я что-то пишу, делюсь, люди меня поддерживают. Еще было тяжело, что иногда с кровати не могла встать. Одна девушка — поставщик косметики профессиональной — в больницу прислала набор косметики и говорит: «Пожалуйста, Анастасия, ухаживайте за собой, не бросайте себя». Думаю: «Окей». А сама даже не умывалась, бывало, по несколько дней, просто не было сил. Шла мыться, когда чувствовала, что завонялась. Я не стесняюсь, пусть люди знают.
— Думаю, многим это близко, даже без такого заболевания.
— Я шла мыться, и Степа рядом стоял, чтобы ловить, если падать начну.
— А Степа — это..?
— Это мой жених. Он не любит, когда я его снимаю. Но если выкладываю у себя в соцсетях, все его хвалят. Я говорю: «Степа, тебе, смотри, вон, комплименты пишут». И его это воодушевляет, отвечает: «Ну ладно, окей, тогда разрешаю снимать».
— Вы всегда публично делитесь личными мыслями о болезни и восстановлении. Сталкиваетесь с негативом или только поддержка приходит?
— Знаю, что за спиной обсуждают, не понимают, зачем об этом рассказываю настолько откровенно. Но то, что мои посты могут быть полезны кому-то, гораздо ценнее. И конечно, есть люди, которые благодарят за то, что я транслирую.
Еще есть закрытый канал чисто для девочек, где я рассказываю про климакс. Максимально подробно, просто подробнее не бывает. И подписчицы тоже благодарят за него, потому что у многих есть такие же симптомы, но они стесняются об этом где-то спросить.
— Вы говорили, что сохранили яйцеклетки перед лечением. Что-то поменялось в планах после ремиссии?
— Мне еще два года лечиться. Пока высок риск рецидива, поэтому я заморочена только тем, чтобы сохранить достигнутый эффект и не заболеть повторно. Когда выйду из ремиссии, уже буду думать о детях.
Я самое главное сделала — возможность к репродукции сохранила. Если бы нет, наверное, жалела. А сейчас просто чувствую себя спокойнее. Но мне бы хотелось всё равно естественным путем все-таки попробовать.
— Жених поддерживает вас в этом?
— Да, очень поддерживает.
— Как вы познакомились?
— Мы из двух деревень разных, он с моими братьями дружил. Не знаю, врет или нет, говорит, что всегда мечтал со мной встречаться. Ему семь, мне — четырнадцать, и вот он был влюблен.
Когда вырос, как-то мне в «Одноклассниках» наставил «колов» на фотографии. Если бы «пятерки» поставил, я бы пролистала, потому что их было много, а так обратила внимание. И он начал всё время куда-то звать, а мне неинтересно с парнями по ресторанам сидеть, лучше в волейбол поиграть, понырять. Мы с ним начали на спортивную площадку ходить, бегали — и добегались.
— Очень милое знакомство.
— Так давно было, я уже про это забыла, а вы сейчас спросили и напомнили (улыбается).
— Вы как-то сейчас помогаете всем, кто переживал или переживает болезнь? Может, через какие-то фонды или просто личное общение?
— Да, личное общение. Информационно помогаю очень многим людям, которые сталкиваются с этим, не знают, куда бежать, с каких видов диагностики начать. Собираю им анамнез. Конечно, я не врач, чтобы этим заниматься, но как медсестра что-то анализирую и говорю: «Сдай то-то, то-то, а потом иди к такому-то доктору с результатами».
Анамнез — это совокупность сведений об условиях жизни пациента, предшествовавших заболеванию, истории развития болезни, различных документальных данных, используемых для установления диагноза и определения тактики лечения.
— Так сильно погружаетесь в каждую историю людей?
— Ну да. Сейчас меньше стало, еще месяц назад много было, видимо, трафик упал в «Инстаграме»*, реже стали обращаться. Ходить по поликлиникам — это очень затяжной процесс. А так люди уже более подготовленные идут к врачу, со списком анализов, с результатами некоторых исследований. К сожалению, у многих уже выявили онкологию.
— Это люди со всей России обращаются?
— Да, но есть еще и заграничные: кто-то в Грузии, Европа тоже есть. Они тоже россияне. Просто там живут, сталкиваются с какими-то проблемами. Как будто к русским хуже отношение либо там в целом медицина хуже.
— Вы сказали, что обращений много, — это сколько?
— Можно сказать, что сотни. Человек у 20 лимфомы только диагностировали. Я сейчас больше могу по лимфоме подсказать, по другим видам рака меньше — только могу колоноскопию или ФГДС порекомендовать. А так по симптоматике не особо.
— Видите ли вы какое-то высшее предназначение в том, что наступила ремиссия? Может быть, вам что-то еще суждено сделать?
— Мне бы еще хотелось дать что-то людям. Хочу вернуться в медицину. Скучаю по ней очень сильно. Но, возможно, уже не в детскую больницу вернусь, там всё равно тяжело, хотя я с детьми классно лажу.
— Психологически тяжело?
— Физически даже. Если ты взрослому человеку манипуляцию делаешь спокойно, он терпит, то с детьми всё гораздо сложнее: они боятся, вырываются. Я тратила энергию и время на то, чтобы договариваться с ребятишками. Но иногда нет возможности договориться, приходится держать. Мама держит, папа, медсестра вторая помогает.
На самом деле иногда родители своих детей не знают и думают, что они неуправляемые. На приеме мать сразу заявляет: «Вы не сможете без меня, без силы поставить ребенку капельницу». Я предлагаю самой с ним сначала поговорить. Подхожу к ребенку и говорю: «Давай твоей маме сюрприз сделаем?» И мы с ним договариваемся, что потихоньку сделаем капельницу или катетер поставим, пока мама там где-нибудь будет, а потом он выйдет с улыбкой, будто не плакал. И ребенок воодушевленно идет.
Когда он в перевязочной лежит, объясняю: «Можешь плакать, главное, рукой не дергай». Ребенок зубы стиснул, слезы льются, но рукой не дергает. Потом мы слезы вытираем, и он с гордо поднятой головой выходит: «Мама, я даже не плакал!» Родители так всегда удивляются.
— Вы изучили детскую психологию. Не думали переквалифицироваться?
— Хочется именно спасать. Хотя в роли учителя я бы себя еще попробовала — посмотреть, получится ли мне договариваться с детьми, воодушевлять.
— Вы сказали, что сами к психологу во время болезни обращались.
— Ходила. Было несколько сеансов по моему запросу. Очень сильно боялась идти на химиотерапию, потому что меня народ напугал, и с психологом мы снимали этот страх.
— Кто вас запугал?
— Люди, которые сами переживают онкологию или проходили химию, либо их родственники. Они говорили: «Твоя жизнь не будет прежней», «Да ты даже не представляешь, что тебя ждет», «Сними розовые очки». Это еще было до того, как я начала химию получать. Они видели, что я с позитивным настроем. Некоторые даже советовали отказаться от химии.
Конечно, это повлияло — химию я делала со страхом. Но на самом деле ничего страшного в ней нет. Да, состояние страдает, но не так, как я себе представляла, что в чудовище какое-то превращусь. Просто слабость, давление падает.
А вот кожа помолодела после этого лечения, представляете? Серьезно, у меня есть девочка, подруга косметолога, она спросила: «Что ты делаешь, почему у тебя кожа улучшилась?» А я даже кремом не пользуюсь. Раньше пигментация была, прыщей много, постоянно воспалялось что-то, я желтая какая-то ходила, сейчас кожа стала более ровной и цвет улучшился. И волосы гуще стали, и энергия у меня все-таки появилась. Да, есть побочные симптомы до сих пор, но именно вот та усталость, которая меня преследовала до лечения, она исчезла.
— Насколько дорогим было лечение?
— Если говорить именно про онкологию, то всё за счет государства. Но много денег уходит на исследования: я кровь сдаю в лабораториях платно. Во-первых, сервис — это всегда приятнее. Во-вторых, так ты меньше подвергаешь себя всяким инфекциям. В поликлинике надо в очереди отстоять к терапевту за направлением, потом в очереди среди кашляющих и чихающих на процедуры, потом опять к доктору за результатами.
Я, когда ходила к терапевту, поймала там вирус, и из-за этого мне отменили химию, то есть мне нельзя заболевать. Поэтому решила, что лучше ходить платно, если есть возможность, все-таки Степа мне помогает.
Я перестала бояться онкологии, потому что поняла, что у нас есть методы лечения. Бешеных денег оно стоит — государство всё оплачивает. Врачи у нас очень классные, в онкодиспансере точно. Трепетное отношение к пациентам, это очень приятно.
— Сейчас появляется информация, что для некоторых видов рака создают вакцину и скоро ее начнут тестировать на людях. Вы за этим следите?
— Да, мне просто присылают, я где-то вижу. Я верю, что можно создать вакцину для некоторых видов рака, но чтобы один укол сделал и сразу от всего избавился… Есть паренхиматозные органы — печень и почки, например. Там другие клетки будут повреждены. При лимфоме — жидкие ткани. Невозможно придумать одну вакцину на всё.
Допустим, я бы от рака желудка захотела себе сделать вакцину, но оказалось, что у меня лимфома протекает. А выявить, заподозрить ее вообще сложно, потому что у меня хорошие анализы были, только чуть-чуть тромбоцитов не хватало. Тромбоциты низкие — это показатель того, что костный мозг плохо работает, но на них мало кто внимание обращал, когда я пыталась выяснить, почему у меня нет симптомов. Тут просто мое медицинское чутье и интуиция женская помогли.
— Ваша история очень многих вдохновляет. Есть ли что-то, что вы бы хотели передать тем, кто переживает трудности в своей жизни — неважно, какого формата?
— Если говорить о здоровье, 100% хочу сказать, что в России сильная медицина. И настаиваю на том, чтобы люди обращались к медикам. Никаких, пожалуйста, магов, целителей — вот этих всех. Честно, столько людей из-за них гибнет.
— Совсем не верите в эзотерику?
— Возможно, я и верю. Просто, если говорить о здоровье… Вот у человека диагностировали первую или вторую стадию рака молочной железы, допустим. Он отказывается от медикаментозного лечения, идет куда-то, там ему обещают: «На питании ты выздоровеешь». И в итоге человек возвращается уже в онкологический центр с огромным количеством метастазов, четвертой стадией и не выживает. К сожалению, из-за того, что кто-то запугивает химиотерапиями, люди отказываются от лечения.
О русалочьих делах
— Вы говорили, что в России есть объединение русалочек. К ним вы могли обратиться в случае какой-то проблемы или просто поговорить?
— Они сами начали, скажем так. Был момент в чате: смотрю, начали меня обсуждать. Если честно, я там сообщения редко читаю. Ну приятно, я тоже какую-то обратную связь как-то давала. Но есть избранные девочки, с кем я в личке общаюсь больше.
— Вы такое интересное слово употребили — «избранные».
— Избранные в том плане, с кем я знакома уже непосредственно. Хоть и онлайн, но у нас были общие разговоры.
— Они из каких городов?
— Есть русалочка из Москвы Алиса. Мы сошлись на теме изготовления хвостов, обменивались опытом. И получилось так, что уже семьями, хоть и онлайн, но дружим. Надеюсь, однажды она приедет во Владивосток и мы с ней вместе поныряем. Она говорила, что мечтает об этом.
Кстати, многие мечтают во Владивосток приехать, мне это приятно знать.
— Русалочьи хвосты делаете только для себя или на продажу?
— У меня была идея, думала: «Вау, буду делать хвосты и продавать». Но когда меня начали спрашивать, поняла, что хвосты не получаются так идеально, чтобы прямо на продажу. Это еще и очень дорого. Пока что я руку не набила для продажи. Так, творчество.
Они то получаются хрупкими, то рвутся, то сильно тяжелые — килограммов по 15, что аж судороги в воде. Сейчас работаю над тем, чтобы их делать максимально легкими. Я еще, знаете, из тех людей, кто не любит вымерять линейкой, весами — не хватает терпения, всё делаю на глаз. Ну это же для себя, поэтому можно и так экспериментировать.
Этой весной хотела новый хвост сделать, но из-за лечения не было ресурса и денег. Надеюсь, что следующей весной точно сделаю. Кстати, один хвост подарила девочке недавно.
— Есть ли уже какие-то дизайны в голове?
— Пока только технические планы: купить другой силикон, более хороший, качественный. А по расцветке не знаю. Очень много сложностей и тонкостей в окрашивании. Если я хочу покрыть хвост из аэрографа, то простая краска не ляжет из-за особенностей силикона. Нужна специальная рецептура, чтобы сделать жидкую, как вода, краску.
— Мелкие детали надо прорисовывать вручную?
— Можно, но и для этого нужна краска, которая будет липнуть. В интернете на тот момент, когда я искала, вообще не было рецептов для нее. Целый год думала над этим и разработала свой способ покраски. Но это для конкретного силикона, с которым работала. Если куплю другой на основе платины, он более безопасный и прочный, возможно, там свои нюансы всплывут.
— Русалочка Алиса рассказывала про изготовление своего хвоста?
— Да, она как раз из платины делала. Но по поводу окрашивания не помню сейчас. Она пигмент наносила вручную, как-то втирала, но это очень тяжело. И это не совсем то, что мне бы хотелось видеть: я хочу плавные градиенты, чтобы были переливы красок.
— Есть какой-то любимый хвост или, наоборот, который лежит, пылится?
— Есть хвосты, которые я отдала некоторым фотографам, чтобы они дальше их использовали. Они все любимые, просто изнашиваются, и из-за этого с ними приходится расставаться.
— Вода кажется вашей стихией…
— Да, я хочу продолжать наслаждаться морем. Нырять хочу 100%. Обожаю это чувство невесомости, подводный мир — он такой космически красивый! Надеюсь, до глубокой старости доживу и буду всё время нырять. Хотелось бы, конечно, больше встречаться с морскими млекопитающими, контент снимать. Это если у нас, в Приморье.
Мечтаю полететь куда-нибудь в тропики. На Камчатку хотелось бы съездить. Я там была, с сивучами ныряла. Еще постараюсь накопить денег, чтобы поехать в центр спасения дельфинов в Сочи — это многолетняя мечта. Хотя бы на месяц. Там весной что-то происходит, дельфины выбрасываются, биологи их спасают. Я как медсестра могу быть полезной им.
Голос у русалочки не отнимут
— Еще хотела спросить про вашу песню о Владивостоке. Как пришла идея ее записать?
— У меня просто патриотический настрой был, хотелось песню сделать про город и про мой образ, что я — русалка во Владивостоке. Но, если честно, я к мальчику обращалась, и мой запрос реализовали не совсем так, как я себе представляла.
— А что было не так?
— Я хотела, чтобы другие слова подобрали и мотив, может быть, другой. Я еще не разбираюсь в музыке. Просила, чтобы трек качал, как у Инстасамки, чтобы молодежи нравилось. А он сделал как будто бы по-духовному. Говорят, народу трек понравился, но его нужно, мне кажется, как-то еще усовершенствовать.
— Планируете еще выпускать песни?
— Я подумала, может быть, правда, попробовать. Сейчас немножко в чувство вернусь и похожу на вокал. Мне кажется, что я смогу раскрыть в себе какие-то вокальные моменты. Пение в принципе полезно.
* Экстремистская организация, деятельность запрещена на территории РФ.
Больше новостей, фотографий и видео с места событий — в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь и узнавайте всё самое интересное и важное из жизни региона первыми.