«Выйду, если не съедят!»: смельчак поселился со львами, чтобы написать о них научные труды

Игорь Шенгелия был промышленным альпинистом до тех пор, пока два года назад не оказался случайно в реабилитационном центре для животных в Волгограде. Встреча стала роковой: два львенка настолько покорили Игоря, что он поступил на ветеринарного фельдшера и переселился в вагончик рядом с животными, чтобы заниматься их социализацией и адаптацией, а также писать научные труды по их психологии. V1.RU рассказывает историю Игоря.

Выучившись на ветеринара, наш герой стал кипером.

Найти свободную минуту для общения с Игорем крайне сложно. Ранним утром он кормит животных и убирает их клетки, днем дрессирует львов, а вечерами садится за дневники и описания.

— Я не могу говорить, нахожусь в вольере со львами, — ответил Игорь, как только с ним связались корреспонденты. — Когда выйду? Если не съедят, то примерно часа через два.

Уже долгое время Игорь практически не покидает территорию реабилитационного центра, расположенного в бывшем спасательном центре МЧС.

— Извините, не мог вас встретить на входе, — запыхавшись, говорит он. — Был в вольере с медведем. Ему нужно воды в бассейн налить. Да, Саш, — подмигивает он медведю, просовывая руку между прутьев, чтобы тот ее понюхал, облизал и даже немного погрыз. — Я к нему трижды заходил сегодня, хоть мне и запрещает руководитель. Медведь у нас недавно, но, чтобы его понять, нужно пробовать к нему заходить хоть на минуту и смотреть, как он себя ведет.

Позволяя медведю облизывать и немного грызть руку, Игорь рассказывает его историю.

— Тяжелая у него судьба, долгое время не доверял людям, — гладит косолапого Игорь. — Он из Астрахани, 22 года прожил при кафе в вольере размером четыре на четыре метра. Сейчас у него такой только бассейн. Не беспокойтесь, Саша не причинит мне вреда, если бы хотел, давно бы накинулся.

Игорь рассказывает, что у Александра, пока он жил в Астрахани, в вольере не убирались. Его закрыли в клетке еще медвежонком, с тех пор он оттуда не выходил.

— Медведи живут до 40–45 лет, — рассказывает Игорь. — Александру 24 года, как и мне, но он считается уже возрастным, и с ним мало кто хотел заниматься. Зоозащита забила тревогу, увидев, что медведь замурован в тесной клетке. И предложили нам забрать его, увидев, как мы хорошо относимся ко львам.

Александр уже почти освоился в Волгограде, у него огромный вольер с бассейном и прочими удобствами.

— Саша в этом году будет вторую зиму у нас жить, — не выпуская руку из вольера, рассказывает о подопечном Игорь. — Адаптировался, конечно, трудно. У него был минимум доверия к людям. Сейчас стал подпускать их к себе поближе, особенно если подходят с едой, не кидается с агрессией. В свою очередь, я не позволяю гостям зооцентра передразнивать животных и ставить их ниже себя. Ведь они от этого сразу чувствуют себя угнетенными.

В соседнем вольере прячется двухлетний Берри. Кажется, клетка пуста, но как только Игорь ласковым голосом говорит: «Бурушка! Где ты?» — медведь со всех лап бежит к нему. Облизывает руки и покусывает их зубами, размер которых — с палец. Игорь в ответ только треплет медведя за ушами и целует его в нос.

— Он из Дагестана, — рассказывает Игорь. — Парень и сидел, и выгуливался на цепи, и отдали нам его на ней. Приехал психом. Если что-то было не по его, кусал лапы и кричал. Пришлось прописать ему успокоительные. Сейчас он уже полностью адаптировался. Я про тебя говорю, — обращается он к медведю. — И не кусай меня! Зачем тебе моя рука? Нельзя кусаться!

По сравнению с Александром, Берри совсем еще малыш, ему только два года, поэтому Игорь плотно занимается его дрессурой.

— Представьте, если я приду к человеку лет сорока и начну его учить, — говорит Игорь, не переставая играть с медведем через прутья. — Ему, как и Саше, это не понравится, конечно. Берри — моложе меня, и, получается, я могу учить его жизни. Но если у него нет настроения, я не лезу.

— Я с ним работаю на взаимопонимание, развиваю интеллект, — отвлекаясь на поцелуи с медведем, говорит смотритель. — Беру вкусняшки, захожу в вольер, раскладываю по разным местам, а он ходит и ищет. Если дотронуться до вольера в каком-то месте, а затем он его потрогает, то поймет: «Здесь касался человек, нельзя открыть дверь». Поэтому перед уходом из вольера, закрывая замки, я трогаю все прутья, чтобы он не подумал, что можно легко выбраться, и не задумал побег.

Берри ведет себя и как щенок, когда ластится, иногда подрыкивает, и как человек, когда сидит, как он, на стуле.

— Время от времени мишки игривые и дуркуют, — рассказывает Игорь. — Это надо понимать и сразу замечать. Когда медведь дуркует, может выйти за грань игры: лапой побольнее ударить или укусить. В этот момент надо всё сразу пресекать, чтобы он понял и остановился.

По дороге к вольеру со львами Игорь рассказывает, как встреча с ними раз и навсегда изменила его жизнь:

— Я работал промышленным альпинистом на стройках. Это почти как спортивный альпинизм, где ты ходишь по канатам, только надо еще и попутно красить 20–60-этажные здания.

В реабилитационный центр Игорь попал, когда друг позвал помочь с постройкой вольеров. И, как только он увидел двух львят, сердце навсегда осталось с ними.

— У них еще были голубые глазки, с возрастом, правда, они, как и у всех львов, стали карими, — Игорь подходит к вольеру и садится на шины рядом. К нему тут же подбегает львица. — Моя жизнь кардинально изменилась за один день. Я влюбился, бросил альпинизм, хоть здесь и зарплата значительно меньше. Переехал и живу на территории центра.

Сначала интерес ко львятам был только у Игоря, но вскоре и они стали тянуться к нему и ходить за ним по пятам.

— Понял, что нужно как следует изучать мальчишек, — рассказывает смотритель. — Руководитель Анжела Макарова принесла мне толстенную папку на английском про психологию львов. А я языка не знаю. Пришлось ночами сидеть с переводчиком и читать про исследования, ветеринарные обследования, уход и кормление. То, что не понимал, просил объяснить специалистов, которые минимум 10 лет работают со львами. Они рассказали, что самое трудное — это период полового созревания. Тогда у львов, как у людей, характер меняется на раз-два — они становятся агрессивнее и могут напасть. Но под моим воспитанием мы пережили этот возраст гладко, и поведение львов не поменялось.

Мама Игоря поначалу боялась за сына, узнав о том, что он работает с опасными хищниками.

— Я не хочу, чтобы у нее была тревога, но она до сих пор не знает, что я захожу в вольеры, — смущенно улыбается Игорь. — Сестра знает и относится положительно. Я этим ребятам доверился, и, надеюсь, что они мне тоже (речь идет о львах, не о людях. — Прим. ред.). Я считаю их личностями.

Первое, что делает любое животное в зооцентре, — облизывает и покусывает руки Игоря. Так сделала и львица. Киару привезли из Махачкалы, где она жила в контейнере при ресторане, а кормили ее тем, что продавали в заведении.

— Дрессируются львы замечательно, особенно львица, — не выпуская руку из зубов Киары, говорит смотритель. — Она умнее и сильнее, чем львы. Они вон лежат, только голову подняли, смотрят, что происходит. А львица всегда в движении, смотрит, кто пришел, кто ушел, кто что принес и кому это достанется. На воле они охотницы, а львы только добивают жертву.

По мнению Игоря, от домашних кошек львы отличаются только размерами. Но и у тех, и у других в один миг в голове может что-то «повернуться», дав сигнал к нападению. Только, в случае со львами, понятно: последствия могут быть гораздо более тяжелыми.

— Вот я и работаю с психологией животных, — говорит Игорь. — Захожу в вольер всегда с игрушками, чтобы успеть их откидать, переключая внимание. Ни в коем случае не применяю перцовые баллончики или железные прутья. Они, наоборот, только разозлят львов. Надо переманить взгляд, и тогда у тебя есть вариант бороться за вольер дальше. И в тот же момент нельзя выходить, потому что ты покажешь им свою слабость. Завоевав территорию, они в дальнейшем уже к себе не пустят. Стычек у нас было много. Например, только с Симбой две — он пытался напасть. С молодыми проще, они только впивают когти, и можно их сбросить, успеть повалить и потом, как следует, наорать.

В неволе львы живут в среднем 23–24 года, если их территория — около гектара. Примерно такое же пространство у львиного прайда и в зооцентре. При этом в дикой природе гигантские кошки живут лишь 12–13 лет, так как им приходится постоянно воевать за территорию с другими прайдами.

— Коты очень ленивые, — с любовью говорит о подопечных Игорь. — Самое трудное было — соединить Киару с мальчиками. Я боялся, что они ее не примут, потому что она приехала последней. И Киара любит всех подоставать, — объясняет Игорь поведение львицы, которая тут же зачем-то укусила льва. — Что он тебе сделал? Он тебе сейчас как даст!

Вожаком в мини-прайде является Симба, а второй лев, Эрон, оказался в роли подчиненного. Обоих гигантских котов, предположительно, отправили с Кавказа в Саратов, но по дороге обнаружили, изъяли и доставили в реабилитационный центр, где они живут уже два года. У львят был рахит, и Игорь отпаивал их козьим молоком, кормил всем, что содержит кальций, и давал витамины.

— Если тут будет 20 львов, дрессировщику важно дружить лишь с вожаком, — теребит Симбу за загривок Игорь. — Больше ни с кем не надо дружить. Если он постоянно общается с вожаком, то на него ни один лев не прыгнет. Вожак по-любому заступится. Да, Симба?

В отдельном вольере пока содержатся молодые львы, в том числе полуторагодовалый хромающий Бонифаций. Его изъяли у начальника нефтебазы в Саратове после того, как проходившая мимо клетки девочка сунула к нему руку. Лев укусил. Делом заинтересовался Александр Бастрыкин, а Боню изъяли и отправили на перевоспитание в Волгоград.

— Он инвалид, приехал к нам с переломами таза и левой лапы, — хоть и хромая, Бонифаций подошел к Игорю и начал ластиться. — У него был рахит, я его вылечил. Будем готовить заявление по жестокому обращению с животным, так как были переломы примерно в пять месяцев. Его не били — неправильно кормили. Если не знающий человек берет львенка и кормит чем попало, то с пищеварением, костями и зубами у него будут проблемы. Всё миновало, но лапа уже останется хромой навсегда. И размеров, которые имеют Симба и Эрон, Бонифаций тоже не достигнет.

Боня, хоть и выглядит плюшевым, но из-за проблем со здоровьем он серьезный и хмурый.

— Когда к нему захожу, он может огрызаться и обходить со спины, — рассказывает Игорь, гладя Бонифация. — В то время как остальные львы на спину даже не глядят, потому что я отучил их от этого. К людям Боня не особо подходит, а со мной дружит. Правда, я мало им занимаюсь, потому что вначале нужно его здоровье подтянуть. Понадобится много времени, чтобы его полностью реабилитировать.

Пока разговариваем, из кустов вылетает еще один лев размером с овчарку, он сразу начинает мурлыкать, тереться и всем видом показывать, как любит людей.

— Ося — это мой любимец, — радуется Игорь. — Ух ты! Пацан! Ну и что ты? Слышу, как ты урчишь. Он привязан к людям и боится львов. Кажется, он не знает, что такое лев, и сам думает, что выглядит как человек. Я до сих пор вожу его по центру на поводке.

Прибыл Ося из Ингушетии, где какой-то мужчина сдал его в перевозной зоопарк. В этом зоопарке на Осю нападали другие львы и в целом были неподобающие условия. Там он получил травму, после чего его отдали владелице приюта для животных, а когда лев поправился, потребовали вернуть и даже угрожали. Поэтому женщина решила его передать в реабилитационный центр.

— Очень интересный парень, — как о человеке говорит про Осю смотритель. — Самое сложное, когда поступает животное, — отсутствие истории. Приходится строить догадки: били или нет, чем кормили? Хозяева правду не говорят, и приходится ночами сидеть и изучать психологию: завтра попробую так зайти, послезавтра — этак. Боня боится палки, значит, его когда-то ею пугали. Отсюда делаю вывод, что его били. Я восстанавливаю психологию и хронологию происходящего в прошлой жизни животного. Про Осю могу со 100% вероятностью сказать, что та женщина, у которой он поправлялся, сильно его любила.

Совсем недавно сотрудники центра ездили в Дагестан, чтобы забрать еще одного льва из фотобизнеса, но поездка оказалась безрезультатной — льва так и не нашли.

Впрочем, по словам Игоря, содержать львов — непростая задача. Всегда находятся недруги. Например, одна из соседок, живущая рядом с реабилитационным центром, даже написала в прокуратуру о том, что львы ходят у нее под окнами и рычат. Благо во время проверки все гигантские кошки сидели на местах и даже не ели жареных собак, о которых говорилось в заявлении.

Когда-то в реабилитационном центре появились лисицы, а потом их число начало стремительно расти. Волонтеры и защитники животных выкупают их с зооферм.

— Мы уже не можем принимать лисиц, — с досадой в голосе говорит Игорь. — Им нужно полувольное содержание. Лисе требуется 10 на 10 квадратных метров. У нас пока не хватает вольеров, мы не можем их в тесноте держать.

Сбившиеся в большую стаю лисицы сразу начинают интересоваться гостями и громко кричат, требуя внимания и еды.

— В зоопарках, когда приходят посетители, домики животных закрыты, — говорит Игорь. — Это сделано для того, чтобы люди, заплатившие деньги, могли посмотреть на зверей. Если животные захотят остаться одни, им некуда идти. И они чувствуют себя угнетенными. А наши животные, увидев людей, сразу к ним подходят. Им интересно, что человек пришел. У меня на попечительстве есть одна ручная лиса Такара, с ней я занимаюсь и вожу на поводке.

Время от времени в центре появляются и степные лисы. Их лечат, а через месяц отпускают на волю, так как они спокойно выживут — охотничьи инстинкты не потеряны.

— Нам их отправили, попросили проверить, смогут ли они адаптироваться в живой природе, — объясняет Игорь. — Выпуская этих лис, мы восполняем животный мир. Выпускаем в природном парке Волго-Ахтубинской поймы, где на них запрещено охотиться.

Но не львов и не лисиц в центре больше всего. Сейчас там содержится около 300 собак.

— Только переехав в центр, я работал с ними, — рассказывает Игорь. — Кормил, поил, ухаживал. Потом перешел на крупных хищников, стал изучать их психологию. Для этого пришлось искать связи, долго не получалось. Это проблема войн между реабилитационными центрами за то, чтобы быть главным. У меня такой цели нет, я работаю с животными на благо их, а не человека. Уже нашел связи в Кремле, в Африке, в хосписе для диких животных и в ветеринарных клиниках.

Игорь не то, что знает клички всех 300 собак, он отличает их всех по внешности и характеру. Даже тех, кто недавно приехал из приютов Донецкой и Курской областей.

— В вольерах собаки из Курской области, — говорит Игорь. — Когда приют оказался под угрозой, собаки приехали к нам.

Просто так взять и забрать собаку из приюта, кстати, нельзя. Сотрудники предупреждают, что могут приехать и проверить, как живет животное в новой семье.

— Мы не отдаем собаку, чтобы она сидела на цепи, отдаем только на полувольное содержание во дворе, — рассказывает Игорь. — Короткошерстных не отдаем вообще во двор! Или в квартиру, или в дом, где есть все условия. Мы даем право на ошибку, чтобы собака не оказалась на улице. Если что-то пойдет не так, мы можем забрать ее обратно в приют.

Собак центр уже не принимает, так как в Волгограде 16 приютов, и там есть свободные места.

— Мы приняли решение передать в их руки собак. Тех, кто у нас есть, мы дотянем, раздадим или оставим на пожизненное содержание, — говорит Игорь. — Мы же займемся дикими животными.

Отдельный дом-вольер с огромным диваном занимают еноты. С первых холодов и до весны они только кушают, пьют и спят — это называется полусном или полуспячкой. Приподняв край дивана, можно увидеть, как в темноте появляются два желтых огонечка глаз, рядом возникают еще два. Затем начинают уже шевелиться, и первый пухляш Витюша выходит из логова.

— Я их легко различаю. Это Витюша, он побольше. Альфуша поменьше, и нос у нее утонченный, — гладя то одного, то другого енота, говорит Игорь. — Еноты у нас из другого приюта. Вначале Альфуша приехала, а за ней остальные. Еще нам передали парочку из кафе, — продолжая наглаживать животики енотов, говорит Игорь. — Витюша у нас добрый. Ты же добрый? Альфуша — барышня капризная, может и укусить. И ведь она сразу по карманам шарить пошла, аккуратно, потихонечку, пока я не вижу. Ты сначала нюхала руку, вот и нюхай.

Новым питомцем Игоря стал свинохвостый лапундер, которого назвали Живчиком. 22 года он жил в Волгограде на улице при кафе. Когда обезьянка оказалась в реабилитационном центре, ее лечили от простуды и посадили на карантин.

— Обезьяны — как люди, их лечат так же, — объясняет Игорь. — Живчик приехал с сильным насморком. Сразу же связались со специалистами. У нас до этого были обезьяны, которых изъяли вместе с Симбой и Эроном. Но те вернулись к хозяйке. Она-то и помогла нашему Живчику вылечить простуду. Ну ничего, справились. Самое больное — это отношение. У него был вольер всего полтора метра шириной и три метра высотой. Сейчас у него всё по-другому. Я с ним работаю, захожу, глажу.

Обезьяны жутко социальные, и им нужна пара. Центр уже был вынужден отдать одну обезьянку, потому что у нее проснулись семейные инстинкты.

— Мы ее отдали в казанский зоопарк, хотя Росприроднадзор предлагал отдать ее на опыты вакцин в лабораторию, — вспоминает Игорь. — Но мы не можем отдать животное, если у него будут условия хуже, чем у нас!