
Девушка хотела бы, чтобы люди были активнее и меняли мир к лучшему вместе
Несколько недель назад депутат заксобрания Приморья Геннадий Шульга выложил в телеграм-канале Newsbox24.tv видео с просьбой к губернатору Олегу Кожемяко разобраться с большими счетами за электричество. После этого политика начали массово критиковать за то, что он более полугода живет в Таиланде и не участвует в жизни региона.
Геннадий Шульга уехал после того, как в августе 2024 года его задержали на сутки за «демонстрацию экстремистской символики» в посте от 20 января 2021 года с логотипом «Штабов Навального» (экстремистская организация, деятельность запрещена на территории РФ) и оштрафовали на 1000 рублей. Это был второй раз за месяц, когда в его старых материалах нашли что-то противозаконное. Депутат вновь появился во Владивостоке 28 февраля 2025 года на заседании заксобрания, где, по слухам, его должны были лишить мандата. Но этого так и не произошло.
Осудила политика и депутат думы Владивостока Мария Лагунова. Она назвала его предателем и добавила, что человек, который уехал в другую страну, не может рассуждать о проблемах России. В ответ Шульга окрестил ее «местной версией Екатерины Мизулиной» за работу в «Киберволонтерах» — проекте, который находит и блокирует запрещенный для детей контент в интернете, и заявил, что ее работа почти не влияет на жизнь людей.
Корреспондент VLADIVOSTOK1.RU встретился с Марией, чтобы поговорить о конфликте с Геннадием Шульгой, работе в «Киберволонтерах» и государственной цензуре.
Мария Лагунова также возглавляет комитет по молодежной политике, физической культуре и спорту думы Владивостока. Была активистом, а затем руководителем приморской «Молодой Гвардии» при «Единой России», Молодежной палаты при мэрии города и Молодежного парламента при Законодательном собрании Приморья.
«Хочется забрать всё и запретить полностью»
— С чего начался ваш проект «Киберволонтеры»?
— Еще до его создания мы находили в интернете очень много опасных моментов — это были прямые обращения детей, которых преследовали, шантажировали, на них выходили педофилы. Мы поняли, что интернет требует постоянного мониторинга, а людям нужно рассказывать об опасностях и угрозах, которые существуют в Сети, и о способах борьбы с ними.
А еще столкнулись с тем, что родители слишком недооценивают опасность виртуального пространства. Одной девочке-третьекласснице написал незнакомый человек, втерся в доверие, склонял ее скидывать эротические фотографии. Она отказалась и поделилась историей с родителями, на что они сказали: «Не отвечай». Девочка не отвечала день, два. Потом выяснилось, что злоумышленник засыпал ребенка манипуляциями, поэтому она продолжала отвечать.

Такой безучастный подход не работает. Родители должны вычислить, заблокировать, предотвратить. И мы на своих уроках говорим, что важно оказывать ребенку доверие на всех этапах. Чтобы он понимал, что мама и папа — та точка, куда всегда можно прийти.
Также нам встречались ребята, которые подвергались жесточайшему издевательству, снимали видео с порнографическим содержанием по прописанному сценарию или переводили деньги на счета Украины. И это разного пола дети из хороших семей.
— У вас есть дети?
— Есть крестные дети, им 6 и 8 лет, которых я продолжаю воспитывать и проводить с ними время в Сети. Если мы говорим о рекомендациях и том, что делаю я, то первое: ни в коем случае не отрекаться от интернета. Зачастую слышу фразы: «Запретить интернет в школах и везде!» Я против того, чтобы что-то запрещать, интернет бывает очень полезен.

Да и социальные сети — главная площадка для общения. Если к ним ограничить доступ, дети найдут способы обойти запрет.
Когда ребенок учит правила дорожного движения, мы же не говорим: «Не выходи на улицу и остерегайся машин!» Это невозможно. Я всегда привожу этот пример и спрашиваю: «Кто всегда переходит дорогу по пешеходному переходу?» Никто. Все мы хоть раз в жизни перебегали дорогу, но перед этим проверяли, что машин нет и можно перейти безопасно.
То же самое с интернетом. Если мы говорим про маленьких детей, то нужен родительский контроль. Если про подростков, то важно стараться максимально сблизиться с помощью языка, который используют дети. Не создавайте барьер поколений. Я сама и мои подруги, у которых есть дети, вместе снимаем различные тиктоки.
«У нас в стране свобода слова»

— Как думаете, если бы в России появился суверенный интернет, изолирующий нас от глобальной сети, как бы на нас это отразилось?
— Суверенитет в интернете позволил бы контролировать те опасности, которые сегодня просачиваются. Но если рассматривать с политической точки зрения, наверное, складывается впечатление, что везде и всё можно подозревать, что есть пропаганда, есть навязывание, но я смотрю с точки зрения безопасности детей.
— Я имею в виду, что, если бы до нас доносили только правительственную точку зрения, у людей возникли проблемы с критическим мышлением, ими было бы легче управлять. Вам так не кажется?
— А что значит рассказывать альтернативную точку зрения? Которая что? Которая несет какой посыл? Я убеждена искренне, что у нас в стране свобода слова. И считаю, что для человека в государстве есть все инструменты, чтобы участвовать в активном процессе решения проблем.
Когда мы говорим про политические высказывания, я понимаю, как они могут повлиять на детей и подростков. Например, после начала СВО несовершеннолетних вербовали совершать террористические акты, но это не происходит так, что вам кричат: «Слушай, вставай, иди взорви». Это происходит планомерно через те инструменты, про которые вы сейчас пытаетесь сказать, что это альтернативная точка зрения. Я бы здесь рассматривала очень четко на конкретных примерах, чтобы что-то комментировать. Я вижу, как меняется законодательство, в том числе про интернет, и вижу в этом определенную пользу.
— А как относитесь к тому, что некоторые песни рок-музыкантов 90-х сейчас запрещают? Например, «Моряка» «Агаты Кристи».
— Многие приводят пример рок-музыки из 90-х и говорят: «Ну мы же выросли на этом». Я хочу обратить внимание на разницу поколений, о которой почему-то мало кто задумывается. Дети, рожденные во времена «Агаты Кристи», свой досуг иначе проводили: было очень много живого общения, они иначе боролись со стрессом, например, собирались во дворе и жаловались на родителей, так рождалось детское комьюнити. Сейчас же ребенок переживает стресс, оставаясь наедине с самим собой, и та же музыка оказывает на него совсем другое влияние.
Мы с суицидальной темой очень много работаем — были подростки, которых удалось вовремя остановить и передать психологу. Смотрели, что их подталкивает к самоубийству, и оказалось, есть влияние определенной музыки, фильмов и литературы.
Я стараюсь осторожно высказываться, потому что без контекста и понимания такие фразы могут звучать очень популистски. «Запретить всё, „Агата Кристи“ влияет!» Хотя вы мне можете возразить: «Да я слушаю каждый день в машине, ничего она не влияет». Но я хочу заострить внимание на том, при каких условиях это всё возникает. Например, кто-то из блогеров показывает, как он щипает или дергает девочку за косичку. Кажется, ну подумаешь. Но если посмотреть, это порождает буллинг в школах.
— Каким видите идеальный интернет?
— Я бы не называла его отдельно существующей субстанцией, потому что интернет — это то, на что очень сильно влияем мы сами. Был случай, когда пытались запустить проект с позитивными новостями, тогда СМИ очень сильно взбунтовались из-за падающих рейтингов. И когда мы спрашиваем, какой идеальный интернет, мы подразумеваем, какое идеальное общество?

«Не хочу ни перед кем оправдываться»
— В своих соцсетях вы раскритиковали депутата заксобрания Геннадия Шульгу за отъезд в Таиланд и сказали, что он не может комментировать происходящие в Приморье события из-за рубежа. Почему?
— Я не могу не высказываться на эту тему, потому что она беспокоит людей, и имею на это абсолютное право. Я представляю интересы избирателей точно так же, как и Геннадий. У меня есть основания так говорить, потому что я очень много работаю с людьми, которые проживают в его округе и часто обращаются ко мне за помощью. Не просто так я это всё взяла из головы.
Если говорить о каком-то личном конфликте, его нет. Может быть, Геннадий оскорбился моим высказыванием и продолжит искать возможности, как очернить. Но я не ставлю перед собой цели на этой ситуации пиариться, продолжать раздувать, что-то отвечать.
Я не хочу ни перед кем оправдываться. Если говорить про личности, не хочу никого оскорблять и очень рада, что Геннадий вернулся. Надеюсь, он уделит больше внимания своим избирателям, так как одна из задач депутата — это работать с людьми. Для этого важно находиться здесь.
— Шульга в своем ответе сравнил вас с главой Лиги безопасного интернета Екатериной Мизулиной. Что думаете об этом?
— Очень странно на самом деле, потому что у меня совершенно другая миссия. Я думаю, Геннадий не погрузился в работу моей организации. Не очень хотелось бы это комментировать, потому что я высказалась в его отношении как коллега о коллеге и не хочу затрагивать его личность.
— Как относитесь к тому, что делает Мизулина?
— Я придерживаюсь принципа: все профессии нужны, все профессии важны. Знаете, что самое главное считываю при встрече с родителями в первый раз? Я говорю: вот есть такой-то интернет, такие-то опасности. Они отвечают: «Ой, всё вам лишь бы запретить». Но когда я начинаю рассказывать на своих примерах, с которыми мы работаем, о влиянии некоторых фильмов, музыки или литературы, сами родители возмущаются: «Слушайте, хочется забрать всё и запретить полностью!» Информационное пространство требует регулирования, потому что иногда мы можем не понимать последствий, которые исходят от одного исполнителя или другого.